Руперт произнес слегка дрогнувшим голосом:

– Я искренне благодарю ваше величество.

Затем он отступил назад, совершив три низких поклона. После церемонии в Чельмсфорд-хаус был банкет, на который Аннунсиата пригласила всех, имеющих отношение ко двору. Потом был бал, а за ним – небольшой частный вечерний прием, на который прибыли король и королева. Это был изматывающий, но счастливый день.

Наутро пошли первые посетители, и весь двор был забит торговцами, желающими обслужить нового графа еще до того, как графиня выйдет из часовни. Весь день прибывали и отъезжали карсты, и только в два часа дня графиня с семьей смогли пообедать. После обеда Мартин с Кловисом исчезли по делам, а вечером они и Аннунсиата с Дейзи пошли на маскарад к герцогине Кливленда. Аннунсиата заметила, что Кловис был очень внимателен к Дейзи в течение всего вечера, и это внимание было приятно ей – девушка очаровательно вспыхивала при малейшем его проявлении. Безумно жалко, что родство не позволяет им пожениться, из них могла бы получиться великолепная пара.

Только после полуночи они прибыли в Пэлл Мэлл. Огромная черная карста герцогини остановилась у главного подъезда Чельмсфорд-хаус. Дейзи слегка оступилась, выходя из экипажа, и чуть не упала, но Кловис поддержал ее. Аннунсиата сказала:

– Завтра подольше оставайся в постели, ты еще недостаточно окрепла, а у нас впереди несколько тяжелых дней.

При их приближении большая дверь широко распахнулась, и входя в дом, Аннунсиата не заметила странного выражения лица дворецкого. Однако ее взгляд тут же остановился на сгорбленной фигуре у незажженного камина, и, поняв, кто это, она тихо спросила, заранее зная ответ:

– Что такое, Клемент? Что ты здесь делаешь?

Он приехал из Морлэнда, чтобы сообщить: три дня назад Ральф скончался – тихо, во сне.

Книга третья

Бдительный журавль

Глава 15

– Теперь, Арабелла, прекрати орать и немножко поработай, – сказала Хлорис.

Аннунсиата, собрав волю в кулак, чтобы хоть как-то помочь дочери, добавила, стоя с другой стороны кровати:

– Каролин не позволяла себе так голосить.

– Мне не выдержать этого, я сейчас умру. Я точно знаю, что сейчас умру, – простонала Арабелла, и ее стон тут же перешел в визг.

Для марта было очень тепло; в комнате стояла невыносимая жара, потому что горел большой камин, который топили всегда, когда кто-нибудь рожал. Кроме Аннунсиаты и Хлорис, здесь же находились Каролин, сочувственно державшая Арабеллу за руку, Дейзи, возбужденно покусывающая губы, Берч, кривившая рот, пытаясь скрыть эмоции, и Доркас, тихонько болтающая в углу комнаты с повивальной бабкой и ее девочкой. Аннунсиата могла поклясться, что пот под одеждой лил градом и с минуты на минуту выступит на платье, и если она сейчас же не глотнет свежего воздуха, то скончается на месте. Она сунула платок, которым утирала пот со лба дочери, в руку Хлорис и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.

Вся мужская половина домочадцев разбежалась по своим делам, внизу оставались только Мартин и отец Сент-Мор. Они играли в шахматы, хотя, по словам свидетелей, обступивших их с обеих сторон, большого внимания игре не уделяли. Оба озабоченно посмотрели на вошедшую Аннунсиату. Даже здесь, внизу, были слышны крики Арабеллы, слегка приглушенные расстоянием.

– С ней все в порядке? – спросил Мартин. – Что происходит?

– Она, должно быть, ужасно мучается. Бедное дитя! – с содроганием добавил отец Сент-Мор.

По роду службы, ему часто приходилось видеть страдания женщин во время родов.

– Капризы, – коротко сказала Аннунсиата. – В этой девчонке нет ничего, кроме испорченного характера и желания быть в центре внимания. Правда!

Она подошла к окну и распахнула его настежь, почувствовав прохладное прикосновение ветра, остужавшее горящие щеки.

– Не послать ли за доктором? – спросил Мартин. Аннунсиата глянула на него через плечо и подавила улыбку, догадываясь, что сейчас он чувствует себя виноватым. Что же, вполне обычное чувство для мужчины в тот момент, когда жена рожает. Его отношения с Арабеллой казались ей довольно странными: Мартин воспринимал ее больше как капризную дочь, нежели как жену. Она, без сомнения, ему нравилась, но ничего интимного в их отношениях не было. Аннунсиата поймала себя на том, что рада этому, хотя и не понимала почему.

– О Господи! С ней все в порядке. Как только она; решится немного помочь себе, все образуется. Временами мне кажется, что она представляет себя на сцене. Наверное, мне не следовало так часто водить ее в театр, когда мы были в Лондоне.

Наградой ей была мягкая улыбка Мартина, и она тоже улыбнулась ему.

– Ну, ладно. Успокойся. Арабелла визжит, как свинья, которую режут. – Видя, что отец Сент-Мор собирается протестовать против сравнения Арабеллы со свиньей, она быстро продолжила: – Но где же остальные? Неужели они бросили вас в такой тяжелый час?

– Эли сказал, что больше не выдержит этого, – пояснил Мартин. – Такое трудно выдержать, особенно если учесть, что во время родов умерла его жена. Собираясь к нам, он не ожидал, что его ждет такое испытание.

– Понятно, он надеялся, что здесь его ждут бесплатные еда, кров и развлечения, – улыбнулась Аннунсиата. Клянусь, он проводит здесь столько времени, что даже я иногда считаю его вашим братом.

– Эли приехал навестить сестру, – убежденно ответил Мартин. – Он к ней очень привязан.

– Он не был привязан к ней, когда Хьюго жил в городе. Тогда он мог есть и пить за счет своего шурина, – заметила Аннунсиата.

– Но ведь он привязан и к Хьюго тоже, – резонно заметил Мартин.

– Если он настолько к нему привязан, почему же не поехал с ним в Марокко? Нет, больше всего он привязан к комфорту...

– ...как и многие мужчины, дитя мое, – спокойно вставил отец Сент-Мор, – и как большинство женщин.

Аннунсиата улыбнулась, но не сдалась.

– Конечно, святой отец. Я, собственно, не возражаю против того, что он здесь живет. Просто пытаюсь раскрыть вам глаза.

Она быстро повернулась, чтобы не пропустить изумленный взгляд Мартина в ответ на эту заведомую ложь, и продолжала:

– И куда же пошел наш дорогой Эли?

– Он убедил Элисбери поехать с ним покататься верхом. По-моему, они взяли с собой ружья, поэтому, возможно, на обед у нас будет дичь. С ними поехали Карелли и Морис.

– Невозможно сосредоточиться, – сказал отец Сент-Мор, показывая глазами в сторону, откуда доносились крики. – Я подумал, что лучше, если их здесь не будет, когда...

Аннунсиата понимающе кивнула.

– Не волнуйтесь, отец. Скоро все кончится, и нас ждет приятный и мирный обед.

В этот момент крик перешел в вой, от которого в окнах задрожали стекла. Брови Аннунсиаты сошлись на переносице.

– Нет, пожалуй, дело действительно плохо, – она выбежала из комнаты так стремительно, что волосы Мартина всколыхнулись от порыва ветра, вызванного ее быстрым движением.

У кровати стояли Хлорис и Дейзи, пытаясь успокоить Арабеллу, которая сидела, опершись на руки, и безостановочно орала, не видя абсолютно ничего, кроме самой себя. Аннунсиата собрала все силы и что было мочи ударила дочь по лицу. Звук удара был подобен удару хлыста по чему-то твердому, и крик Арабеллы мгновенно оборвался, окончившись тонким поскуливанием, взгляд сосредоточился на матери, а рот от неподдельного удивления раскрылся еще шире.

– Теперь послушай меня, Арабелла, – в ярости прошипела Аннунсиата. – Если ты еще раз закричишь, я буду бить тебя так, что ты не сможешь сидеть. И не думай, что это пустые угрозы. Если ты ведешь себя, как капризный ребенок, я буду обращаться с тобой точно также. А теперь ложись. Успокойся и начинай работать. До обеда ты должна родить, и, если ты этого не сделаешь, клянусь, мы все уйдем и спокойно сядем за стол, оставив тебя одну разбираться со своими проблемами.