Через несколько минут из дома вышел слуга и сообщил Гиффорду, что хозяйка уже собирается. Гиффорд спрыгнул с козел, взял лошадь под уздцы и подвел се к подъезду. Спустя мгновение из дверей дома вышла Аннунсиата в легком летнем сером плаще и накидке, отороченной лебяжьим пухом. Изящная кисть показалась в прорези плаща, чтобы приподнять подол платья. Аннунсиата наклонила голову, чтобы рассмотреть ступеньку, и черная вуаль упала ей на лицо. Длинная узкая стопа в марокканской туфельке из зеленого атласа показалась из-под края платья. Мартин улыбнулся, отодвигаясь в глубь салона, чтобы освободить ей место. Она была так воздушна, так женственна, что те, кто не знал ее, никак не мог предположить, что она обладает огромным интеллектом и сильным характером. Аннунсиата заметила его, только войдя в карету, и лицо ее осветилось такой лучезарной улыбкой, что сердце Мартина готово было вырваться из груди.

– Мартин! Как ты меня напугал! Но я очень рада видеть тебя. Еще минута в той компании, и я сошла бы с ума. Спасибо, Гиффорд. Извини, что я заставила тебя так долго ждать.

Она поудобней устроилась на сиденье и повернулась к Мартину:

– Я никак не могла заставить их говорить о том, что меня интересует. А когда я почти отчаялась и напрямую спросила, есть ли новости, они мне ничего не сказали, абсолютно ничего.

Она так громко вздохнула, что Мартин рассмеялся и произнес:

– Бог с ними. У меня для вас кое-что есть. Не так много, но все-таки.

Она побледнела и непроизвольно схватила его за руку.

– Мартин, нет...

– Ну что вы, моя леди. – Мартин улыбнулся и успокаивающе погладил се по руке. – Неужели вы думаете, что я бы спокойно сидел здесь и улыбался, зная что-то плохое. Не надо так волноваться. С детьми все будет в порядке.

Аннунсиата улыбнулась. Ее поражало, что Мартин называет их «детьми», переняв эту привычку у нее. Все же она сказала:

– У меня предчувствие, вот и все... Плохое предчувствие. Так что у тебя за новость?

– Король прощает всех, кто сложит оружие. И это произвело хороший эффект: многие так и поступили. Говорят, что мятежники сейчас в ужасном положении. Монмаут в отчаянии. Прибыв в Филипс Нортон после Бристоля, он надеялся найти там обещанных ему свежих лошадей, а также команду дезертиров из королевской армии. Когда же этого не случилось, он совсем пал духом.

Аннунсиата задумчиво проговорила:

– Да, многими своими противниками он в свое время не раз командовал в многочисленных битвах. Бедный юноша!

– Вам его жалко? – удивился Мартин. – Этого разбойника? Подвергающего риску жизнь многих, включая ваших детей!

– Я знаю, – вздохнула она, – и все же... Его плохо воспитали. Ему давали плохие советы. Испортили всепрощением. Он мог бы стать хорошим и полезным человеком...

– К тому же он чрезвычайно красив, – сухо добавил Мартин. – Если бы он был так же безобразен, как Кромвель, вряд ли он заслужил вашей симпатии хоть на гран!

Аннунсиата запротестовала, понимая, что Мартин прав.

– Но все же Бог дает нам красоту для любви, не так ли? – сказала она.

– Что касается вас – безусловно, – тихо произнес Мартин.

Аннунсиата взглянула на него и широко раскрыла глаза от внезапного прозрения, осенившего ее. Она покраснела и отвернулась.

– И это все новости? Что сердце Монмаута разбито?

– Почти все. Самое лучшее в этом то, что он опять повернул на запад, а мы взяли его армию в стальное кольцо. Похоже, он бесцельно мечется из города в город, хотя и находит сторонников там, где никогда раньше не был. Фивершем думает, что он собирается попасть в Чешир, где есть люди, не согласные с политикой короля, готовые встать на его сторону. Но это будет долгий и изнурительный марш. В любом случае, то, что он повернул на запад, лишило его инициативы. Так думают тактики.

На мгновение Аннунсиата задумалась, представляя себе сцену военных действий. В детстве она слышала истории о предыдущей гражданской войне, о маршах, лагерях, тяготах и лишениях военной жизни, когда люди вынуждены были спать на каменном полу в холодной церкви, пробираться через грязь в проливной дождь, обедать черствым хлебом и холодным соленым мясом, стоять без движения весь день, пока генералы и высшее командование решают твою судьбу – сражаться и умереть или идти в неизвестность еще день, час, минуту. Ее воображение подсказывало и другое: нищенское обмундирование и экипировка мятежников, их невежество, их страх. Она представляла себе отчаявшегося Монмаута, издающего приказы, в правильности которых он сам сомневался, ведущего армию назад, по собственным следам, потому что больше ему ничего не оставалось.

Аннунсиата передернула плечами, не желая испытывать к восставшим никаких чувств – ей хватало своего горя и забот, занимавших все ее мысли. Она не хотела думать об этих несчастных и проклятых грешниках.

– Мартин, – сказала она, перебив свои мысли, – я не вынесу возвращения в Чельмсфорд-хаус. Я хочу уехать. Уехать от всего, что постоянно напоминает мне обо всем этом ужасе.

– Ну что ж? В нашем распоряжении экипаж и великолепный день, – сказал Мартин. – Давайте куда-нибудь поедем. Куда бы вы хотели?

Она прикрыла глаза, как маленький ребенок, которому задали трудный вопрос, и Мартин улыбнулся.

– Можем пообедать где-нибудь в таверне, если вы не против.

При этих словах ее глаза широко раскрылись и на лице расцвела счастливая улыбка.

– Да, да! Это именно то, чего я хочу. Скажи Гиффорду, чтобы он развернулся и ехал в Хаммерсмит. Можно пообедать «У голубя», над рекой. Мы закажем все самое лучшее, что у них есть. Я надену маску, и мы поедем инкогнито. И никто в мире не узнает, где мы.

– Прекрасно. Все будет так, как вы желаете, – сказал Мартин, приподнимаясь, чтобы постучать в потолок и привлечь внимание Гиффорда. Он подумал, что графине Чельмсфорд, едущей в карете с гербом своего сына на двери, очень трудно остаться неузнанной, даже в плаще и маске, но не стал ее огорчать, поскольку за цену, которую они намеревались заплатить за обед, хозяин таверны не узнал бы самого короля Англии.

Глава 17

Таверна «У голубя» была очень приятной и располагалась так близко от реки Хаммерсмит, что обычно весенний паводок не позволял пользоваться кухней целую неделю. Таверну построили там специально, потому что сюда приезжали придворные, чтобы убежать от лондонской суеты, жары и сплетен. У очень многих великих мира сего в этой деревне были собственные летние домики. Здесь же находился дом принца Руперта, купленный им для своей любовницы. Сам король Чарльз опекал хаммерсмитский минеральный источник и часто обедал «У голубя» с миссис Гвин в ранние дни их дружбы.

Когда они приехали, Аннунсиата осталась в карете, а Мартин вышел побеседовать с хозяином. Хозяин, заметивший герб на карете еще до того, как ее колеса перестали вращаться, потирал руки при мысли о возможной прибыли. Он заверил Мартина, что подаст им обед, какого они никогда не видывали, и лучшие вина, которые только можно найти.

– У меня есть чудесная комната, сэр, прекрасная столовая с балконом, выходящим на реку. Настолько прекрасная, насколько только может пожелать графиня. Там все готово и проветрено для вас, сэр, – добавил он.

– Отлично, – сказал Мартин и прибавил шепотом, – конечно, графиня – инкогнито. Ясно? Для вас и ваших слуг будет лучше, если вы не узнаете ее.

– Безусловно. Я все отлично понял, сэр, – ответил хозяин, слегка удивившись. – Я предупрежу девушек, сэр. Не волнуйтесь. Я пошлю их сейчас же наверх открыть окна, сэр, если вы попросите графиню войти в дом.

Мартин вернулся к карете, и, к своему изумлению, обнаружил, что Аннунсиата уже приняла какое-то решение, поскольку приказывала Гиффорду отвезти карету куда-нибудь в деревню, где он смог бы устроить лошадей и устроиться сам, чтобы ожидание не было обременительным.

– Когда понадобишься, я пришлю тебе записку, – сказала она. – Но я не собираюсь торопиться с обедом, поэтому можешь развлекаться, как хочешь.